Американская мечта

Сибирский федеральный университет (СФУ) становится ядром инновационной системы, формирующейся в Красноярском крае
Дороги к сотрудничеству с СФУ очищены не только от снега, но и от лишних амбиций

Первые документы о создании Сибирского федерального университета (СФУ) в Красноярске были подписаны в конце 2006 года. Как и Южный федеральный университет в Ростове-на-Дону, образованный в то же время, да и другие подобные гиганты, появившиеся позднее, СФУ создавался путем слияния действующих городских университетов. Под «одной крышей» стали работать государственный и технический университеты, архитек­тур­но-строительная академия, а также университет цветных металлов и золота. Их объединяли потому, что мегавуз в Красноярске необходимо было создать быстро и почти с нуля, ведь город никогда не был мощным университетским центром.

Вместе с тем с началом деятельности СФУ в Сибири был создан прецедент — впервые региональная инновационная система начала строиться не на базе институтов РАН (как в Новосибирске), не на уникальном содружестве университетов (как в Томске), а на основе одного крупного и лидирующего научно-образователь­ного учреждения, которое постепенно в ходе своего развития должно стать объединяющим звеном для всех ее элементов. Это в США или Европе наличие в городе одного крупного вуза, под сенью которого сплетаются образование, наука и малый инновационный бизнес — норма. В России — скорее исключение. И в этом уникальность выбора, сделанного Красноярском. По сути, в основу положена американская модель посторения инновационной системы, но, конечно, учитывающая российскую специфику.

Вокруг университета уже выстраиваются все остальные учреждения. «Основные звенья нашей инновационной системы — 20 центров начального профессионального и среднего профессионального образования, техникумы, вузы во главе с СФУ в Красноярске. В структуре СФУ на сегодняшний день действуют 35 научно-инновационных и внедренческих подразделений, а также создана электронная библиотека, которую можно рассматривать как информационное ядро мирового класса для всей Сибири», — комментирует министр образования и науки Красноярского края Вячеслав Башев. Смена приоритета зафиксирована и на символическом уровне: если несколько лет назад крупнейшим по численности предприятием края был Заполярный филиал ГМК «Норильский никель», то сегодня самым большим учреждением стал именно СФУ. Только студентов здесь — более 40 тысяч.
Жертва гигантизма

Три волны индустриализации (1940–1950-е, 1960-е, 1970-е – начало 1980-х годов) превратили Красноярский край в регион с «тяжелой» экономикой, ориентированной на развитие добычи и переработки полезных ископаемых, энергетики, а также машиностроения преимущественно в сфере ОПК. Для этой модели была характерна высокая концентрация производства с акцентом на крупные и сверхкрупные предприятия. Так возникли Красноярская ГЭС, ГМК «Норильский никель», алюминиевый и металлургический заводы (оба подконтрольны Олегу Дерипаске), «Красмаш», «Химволокно», завод автоприцепов и комбайновый завод. В ходе третьего этапа (70–80-е годы) началось создание территориально-производственных комплексов (ТПК) по кластерному принципу. Тогда возникли Саянский, Канско-Ачинский, Нижнеангарский и Северо-Енисейский ТПК.

Эпоха гигантских проектов в истории края не закончилась и в новое время: инвестиционные старт-апы, запущенные в 2000-е, в целом следуют идеологии ТПК. Отсюда — проект «Комплексное развитие Нижнего Приангарья». Однако в 2000-е в сознании местной элиты, во главе которой встал выходец из бизнеса Александр Хлопонин, случился серьезный сдвиг. Доктрина «новой индустриализации» региона, суть которой заключалась в «доосвоении» его сырьевых ресурсов и, как следствие, строительстве предприятий по их добыче и переработке, была дополнена «человеческим фактором». Так родился проект создания Красноярской агломерации, так было решено развивать краевую столицу в качестве центра науки и образования. Логика гигантизма не была нарушена и в этой плоскости: СФУ стал еще одним очень крупным инвестиционным проектом края. Поддержка университета основана на краевом законе «О государственной поддержке СФУ» (изначально оканчивал свое действие 1 января 2011 года, но в декабре прошлого года был пролонгирован до 2013 года) и направляется в основном на строительство корпусов и общежитий, гранты и дополнительные выплаты сотрудникам и студентам. На основании закона СФУ уже получил из регионального бюджета за прошедшие годы порядка 2 млрд рублей.
Роль крупного бизнеса

Чему иногда завидуют более развитые в инновационном плане соседи — Томск и Новосибирск — так это концентрации на Енисее крупных корпораций. Действительно, именно эти структуры, обладающие солидным финансовым ресурсом, способны генерировать спрос на новые технологии. Журнал «Эксперт» в статье «Рождение национальной инновационной системы» (см. «Эксперт» № 36 (720) за 2010 год) отмечал, что сырьевые богатства России могут при грамотном управлении стать основой для развития «экономики знаний». «Заметная доля российской промышленности (в том числе высокотехнологичной) должна работать на обеспечение потребностей добычи природного сырья (как это происходит сегодня в Норвегии)», — говорилось в статье. Кстати, многие крупные инновационные компании Томска начинали свою деятельность с проектов, ориентированных на удовлетворение различных нужд нефтяников и газовиков. База для таких же процессов уже создана в Красноярске. «Несколько лет назад началось освоение Ванкорского месторождения, и тогда губернатор поставил перед нами задачу — добиться того, чтобы на вахту люди ехали из Красноярска, а не из других городов. Ведь в России есть сильные нефтегазовые университеты — в Москве, Уфе, Тюмени, Томске, но задача состояла в том, чтобы обеспечить проекты края красноярскими специалистами», — рассказывает директор Института нефти и газа СФУ Николай Довженко. Здание института было создано всего за полтора года на деньги НК «Роснефть» (около 1 млрд рублей) как раз под ее проекты на Ванкоре и стало одним из самых ярких примеров частно-государственного парт­нерства в системе российского высшего образования.

До появления СФУ основной объем заказов на разработки не был систематизирован: шел со стороны все тех же крупных производственных комплексов и из закрытых городов. Сегодня он концентрируется на базе университета. Только в 2010 году СФУ получил порядка 500 млн рублей в качестве бюджетного финансирования на стимулирование трех крупных проектов с компаниями края. А в целом вуз заработал на НИОКР крупных компаний 475 млн рублей в 2010 году — это рекордный показатель среди вузов Красноярска и один из первых по Сибири в целом (см. график 1).

Значительной долей крупных инвесторов в экономике региона объясняются и большие валовые объемы выпущенной инновационной продукции (порядка 13 млрд рублей против 3 млрд у Новосибирской области и 4,7 млрд у Томска). Кроме того, в структуре затрат на исследования (куда традиционно включается заработная плата специалистов, стоимость материалов и услуг, используемых в разработках, накладные расходы, затраты на лицензии и прочее) преобладают прикладные темы, а не фундаментальная наука. Так, если в Новосибирской области доля фундаментальных разработок в общей структуре затрат на исследования — порядка 60%, а прикладных — только 20%, в Томской области — 33% и 46% соответственно, то в Красноярском крае — 18% и 75% (по этому показателю, кстати, край близок Москве и Санкт-Петербургу). Да и крупные компании проявляют все больший интерес к университету как к исследовательскому центру.

Сегодня университет — потенциальный партнер предприятий по всем проектам и реальный, стратегический — по некоторым традиционным для региона. Так, мощный блок исследований по спутниковым системам ГЛОНАСС и дистанционному мониторингу поверхности земли в целом сегодня сосредоточен в Институте космических и информационных технологий СФУ. Более того, именно через потенциал Института в отрасли началось формирование малых инновационных компаний. То есть на базе СФУ возникает традиционная инновационная система, в которой важную роль будет играть малый бизнес. «При институте работает несколько десятков малых инновационных компаний, и мы постоянно расширяем потенциальные сферы для их деятельности. Например, создали системы дистантного наблюдения за территорией Манского района края. Как и всякая система, она будет развиваться, но нам это интересно с точки зрения науки, а вопросы производства и обслуживания передаются малому бизнесу. Тот же принцип работает и в разработках по ГЛОНАСС», — отмечает директор института Геннадий Цибульский.
Отголоски старой идеологии

Несмотря на то что первые ростки малого инновационного бизнеса возникают при СФУ и других университетах края, очевидная недоразвитость этой части красноярской инновационной системы пока является базовой проблемой региона. Хотя ниши для появления бизнеса есть, и не только в случае с системами ГЛОНАСС. «Есть огромный неудовлетворенный спрос на средства производства. На все, начиная от запчастей к насосам, используемым нефтяниками, заканчивая котельными с высоким КПД для модернизации ЖКХ. Не каждому региону так повезло. Следующее преимущество — наличие в крае уже существующих высокотехнологичных производств. Это предприятия, работающие с ядерными технологиями, выпускающие продукцию для космической отрасли», — отмечал в одном из интервью Александр Хлопонин, описывая перспективы формирования внутреннего рынка.

Однако в послании депутатам краевого Законодательного собрания осенью прошлого года нынешний губернатор Лев Кузнецов сетовал, что промышленная кооперация с крупными добывающими компаниями пока в регионе развита слабо. «Обратите внимание на нефтяников и газовиков. Надо максимально использовать в интересах края появление новой отрасли. Это огромный портфель заказов на сервисное оборудование и обслуживание. Это ниша, которая на территории края еще не занята нашими конкурентами», — говорил Кузнецов. Он добавил, что «пока инновационный бизнес у нас походит на мини-кедр в стеклянной колбе, который показывали весной в красноярском бизнес-инкубаторе. Оригинальный сувенир, и не более того!».

Причина этой проблемы в отсутствии пресловутой среды, достаточного количества креативного класса, которым так гордятся в Томске и тем более в новосибирском Академгородке. Стимулировать появление этой среды здесь собираются путем формирования основных элементов инновационной системы. «Красноярский край сейчас делает лишь первые шаги в создании качественной инновационной системы, в которую войдут региональный бизнес-инкубатор, технопарк, информационно-аналитический, нанотехнологический центры. На становление системы уйдут годы, однако мы уверены, что край ускоренными темпами двигается в правильном направлении», — говорит вице-премьер регионального правительства Андрей Гнездилов.

Очевидно, что основная ставка здесь делается именно на СФУ, поскольку, скажем, кроме уже существующих точек инновационной активности — крупных предприятий края, бизнес-инкубатор и технопарк, в частности, создаются именно в тесной связке с университетом. И этот выбор разумен: именно вуз как концентратор молодежи может стать базой для формирования инновационной среды и креативного класса. Дело это не быстрое, оно потребует больших затрат не только в развитие инфраструктуры, но и  такие «неподсчетные» направления, как приглашение известных ученых, в том числе и из-за рубежа.

sib_291_pics
Ректор СФУ академик Евгений Ваганов
Фото: Виталий Волобуев

Радует, что ректор СФУ академик Евгений Ваганов эти проблемы прекрасно понимает. Мы встретились с ним за день до начала VIII Красноярского экономического форума. Ректор сразу извинился за свою загруженность — целый ряд ключевых мероприятий КЭФа проходил на площадках университета. Но эта редкая для российского вуза роль организатора одного из ведущих национальных форумов объясняется не столько отсутствием площадей в Красноярске — университет, здания которого расположены на проспекте Свободном в значительном удалении от МВДЦ «Сибирь», где и проходит форум, становится местом, которое нельзя игнорировать.

— Можно ли говорить о том, что СФУ стал центром инновационной системы Красноярска?

— Я бы сказал, становится. Университет, кроме того, становится одним из центров городской жизни, а электронная библиотека СФУ — научно-образовательным ресурсом для всех жителей края, поскольку к ней подключены библиотеки 1 100 школ. Лекции, мастер-классы ведущих ученых открыты для всех желающих. Наши транспортники помогают городу оптимизировать транспортную схему, студенты Юридического института СФУ создали клинику, преподаватели по заказу правительства Красноярского края участвуют в организации социально-экономического будущего региона, специалисты института информационных технологий — в создании «электронного правительства». Это десятки проектов, которые уже переросли в конкретные дела. Если в средние века города формировались вокруг замков феодалов, после — монастырей, то сейчас — университетов. СФУ подтверждает, что эта тенденция в Красноярске не только существует, но и усиливается.

— Реализация первой программы развития СФУ была закончена в 2010 году. Что из запланированного тогда удалось сделать, а какие задачи так и остались нерешенными?

— Самое главное — в системе высшей школы уже не осталось скептиков, которые предрекали скорый крах федеральных университетов. Успехи новых вузов значительны в самых разных направлениях — от науки до студенческого спорта. Кроме того, «старый мир» вузов, вошедших в состав федеральных университетов, если и был разрушен, то очень выборочно. Научные школы, традиции — все это осталось. Университеты получили то, чего им не доставало в последние лет двадцать, — дополнительное финансирование. Это позволило обновить материальную базу, закупить современное оборудование. Хотя бы ради того, чтобы российские ученые не стремились за границу. Одновременно пришлось выстраивать и новую внутривузовскую систему работы. Четыре объединившихся вуза были преобразованы в 16 укрупненных факультетов, называемых институтами — опыт показал, что такая система мобильнее в современных условиях. Эти институты закрывают весь спектр знаний — от строительства до философии. Вместе с тем процесс оптимизации структуры вуза не может быть чем-то раз и навсегда завершенным, и мы оставляем за собой право вносить в нее необходимые изменения.

Преодолев в короткие сроки организационно-переходный этап своего развития, университет взял курс на модернизацию важнейших направлений деятельности. Программа получила неофициальное название «5М»: модернизация образовательного, научно-исследователь­­ского процессов, кадрового потенциала, материально-технической базы и системы управления. По каждому из этих направлений достигнуты весомые результаты. Считаю, что мы неплохо распорядились отпущенными ресурсами.

— Самое очевидное достижение — это строительство новых корпусов. Объекты университетского кампуса, введенные за эти годы, были насущной необходимостью или вопросом имиджа?

— То, что вновь организованному университету будет необходим свой кампус, было ясно еще в момент его создания. Да, от четырех вузов нам досталась большая, но устаревшая материальная база. Поэтому мы заказали разработку проекта кампуса на 40 тысяч студентов. Так был разработан план капитального строительства в рамках «Программы развития СФУ до 2020 года». СФУ получил в наследство три типичных долгостроя: учебно-лабораторный комплекс бывшего политехнического института, библиотеку с ректоратом и так называемый учебный комплекс первой очереди — сегодня это новый корпус СФУ. Мы потратили на корректировку проектов весь 2007 год, а уже в 2008-м ввели бывший учебно-лабораторный комплекс, где сейчас расположен Институт космических и информационных технологий СФУ. В 2008–2010 годах были достроены библиотека и новый учебный корпус, то есть за три года было введено порядка 45 тысяч кв. метров площадей. Это заметно снизило их недостаток в университете.

— В первые годы деятельности СФУ много говорили о том, что успехи нового вуза связаны исключительно с многомиллиардным государственным финансированием. Что на это скажете?

— На самом деле средства были выделены не такие уж и огромные. На два пилотных проекта — СФУ и ЮФУ — за три года федеральный бюджет потратил 13 миллиардов рублей. Для сравнения — китайское правительство тратит на высшее образование 1,5 процента своего ВВП. В свою очередь, на развитие материальной базы СФУ в 2007–2010 годах государство потратило порядка 2,5 миллиарда рублей, а в целом на все проекты — 6,5 миллиарда. За четыре года — очень большая сумма, но это долгосрочные затраты, вложения с длительной перспективой. Две трети этих средств пошли на приобретение научного оборудования, которое, разумеется, не может быть дешевым. Это уникальные установки и приборы, многие из них выпускаются в считанном количестве. У СФУ сейчас 126 единиц такого оборудования, и многие — единичные экземпляры в Сибири. Понятно, что за год-два электронный микроскоп или суперкомпьютер не окупятся. Но такую задачу мы и не ставим — они существуют не для производства ширпотреба.

Но период прямых инвестиций в СФУ заканчивается, и сегодня на уже созданной базе мы получили качественные изменения в подготовке специалистов. Оценить эффективность вложений можно по количеству подготовленных научных сотрудников высшей квалификации, докторов и кандидатов наук, проведенным исследованиям. Один из главных показателей — количество публикаций в отечественных и международных научных журналах, которое выросло в 2,5 раза и в 3,5 раза соответственно. Из этого можно сделать вывод — средства на развитие даром не пропали.

Теперь же финансовая поддержка высшей школы стала не адресной, а конкурсной. То есть нам дали первоначальный капитал, позволили встать на ноги. Теперь нужно показать на деле, насколько эффективно мы смогли распорядиться полученным. Если взять 2010 год и конкурсы в рамках известных постановлений Правительства под номерами 218, 219 и 220, то СФУ показал себя достойно. Мы выиграли шесть грантов на общую сумму 660 миллионов рублей. Вузы, которые сумели сделать больше, можно по пальцам пересчитать. Наконец, сегодня в структуре финансирования вузов все доходы распределяются по двум основным категориям — поступления из федерального бюджета и от платного образования. С 2007 года соотношение не менялось и остается примерно 65 на 35 процентов соответственно, то есть доля федерального финансирования не выросла. И примерно также финансируется большинство университетов России. Кстати, плата за обучение дает ведущим зарубежным университетам такой же процент (25–35), только не в рублях.

— Какими инструментами сегодня можно оценить место СФУ среди вузов Сибири и страны в целом?

— Рейтингов, по которым оцениваются университеты, очень много, и каждый из них использует свою методологическую базу. Конечно, в современном мире особое место у глобальных рейтингов, в которых сравниваются ведущие мировые университеты. В этом направлении в России сейчас большой интерес наблюдается к рейтингу исследовательской организации Webometrics. Это вызвано тем, что за счет технологизации процедуры исследования охватывают пять тысяч университетов мира. С другой стороны, если, скажем, в рейтинге ARWU значения по некоторым показателям не меняются годами, то Webometrics обновляет показатели каждые полгода. Рейтинг Webometrics позволяет оценить научно-исследовательские достижения вузов через сравнение их сайтов по четырем показателям: число страниц, уникальных внешних ссылок на страницы сайта, «ценных» файлов на страницах и общее число ссылок. По версии Webometrics, СФУ занял 1 309-е место в мировом рейтинге университетов, поднявшись сразу на 2 046 позиций по сравнению с 2011 годом. При этом в рейтинге российских вузов мы заняли 15-е место из 476.

— После создания СФУ в Красноярске, в Сибири, по сути, появился еще один университетский центр — наряду с Томском и Новосибирском. Ревность коллег не ощущаете?

— Если ревность и есть, то она персонифицированная. Ведь Томск всегда считал себя университетским центром Сибири. Хотя в Новосибирске общая численность студентов гораздо больше. Конечно, за лучших выпускников всегда будет конкуренция между вузами. Но как только абитуриент стал студентом она, на мой взгляд, должна заканчиваться. Нужно научиться работать на кооперацию, максимально используя возможности каждого. И мы стараемся работать в этом направлении. Так, у нас есть несколько научных проектов с томичами. Мы — первый вуз после НГУ, который стал участником научных интеграционных проектов с СО РАН (см. график 2). Таких примеров много.

— Академия наук в свою очередь для вас конкурент или партнер? Ведь очевидно, что создание СФУ как ядра инновационной системы Красноярска означает выбор американской модели развития науки, когда все исследования сосредоточены в университетах…

— В свое время схема создания Красноярского госуниверситета была, по сути, скопирована с новосибирской — когда вуз образовывается в интеграции с академией наук. Но в отличие от Новосибирска, Красноярский научный центр (КНЦ) небольшой, и у нас сегодня нет принципиальных расхождений между университетскими работниками и академиками. Большинство крупных ученых являются либо заведующими кафедрами, либо активно действующими профессорами. У нас есть совместные с КНЦ лаборатории коллективного пользования — в этом смысле связь здесь гораздо больше, чем в Новосибирске. Если говорить о создаваемом сейчас технопарке, то он будет рассчитан на резидентов из университета и РАН. Хотя естественно, поскольку у СФУ порядка 70 договоров о реальном сотрудничестве с крупными компаниями, именно университет станет ядром инновационного консорциума.

Это не значит, что институты КНЦ войдут в состав СФУ, у нас есть много вариантов взаимодействия. Например, сошлюсь на мнение академика Валентина Пармона (Валентин Пармон, директор Института катализа СО РАН. — Ред.). Он сказал мне однажды, что устал везде продвигать свои разработки, но теперь увидел хороший путь — можно делать это через СФУ. Объясню, в чем тут причина. Любая разработка требует кадрового сопровождения. Научный институт себе такого позволить не может, а университет — запросто. Потому что в любые исследовательские работы привлекаются студенты и аспиранты. Я думаю, что это хорошая модель, когда научные разработки Академии наук будут коммерциализироваться через вузы.

В целом, мне кажется, есть резон создавать в России конкурентную среду в области исследований. Но нужно четко определить, по какому пути двигаться. Или это германская модель, где существует общество Макса Планка. Это академия наук, но она не имеет 450 институтов в своем составе, как в России. Основная цель институтов Германии — фундаментальные исследования. Но там приглашают ведущих ученых со всего мира, отбирают лучших специалистов на посты директоров институтов. Во всей академии работают порядка 50 процентов иностранцев, а рабочий язык в основном английский. Или американская модель. Там крупные исследовательские центры работают при университетах. Проблема РАН сегодня заключается в том, что схема, которая работала в рамках решения крупных государственных задач в области космической техники и атомной промышленности, сегодня не действует. А ведь именно эти задачи сформировали сеть из 450 институтов. Но правда в том, что в научных институтах менее половины тех, кто реально создает научный продукт, остальные делают то, чему их когда-то научили.

— О тесных партнерских отношениях СФУ с крупнейшими промышленными корпорациями, таким, как «Норильский никель», «РУСАЛ», «Газпром», известно широко. А какова в целом динамика развития отношений с бизнесом и ведения исследовательских работ по заказам компаний?

— Доходы по этой статье по сравнению с 2006 годом увеличились в три раза — до 475 миллионов рублей в год. По сравнению с другими российскими вузами мы находимся в весьма благоприятном положении. В частности, в Сибири лучше, чем у нас, дела идут только в Томском политехе, но он специализируется на ядерных технологиях. Конечно, с западными университетами нас сравнивать пока рано. Там совсем другая инновационная среда и иные условия для благотворительной деятельности. Поэтому оборот средств, вкладываемых в науку, скажем, в Стэнфорде или МIT, в сотни раз выше. А вот по сравнению с европейскими вузами мы выглядим вполне прилично — если и уступаем, то ровно в той степени, в какой затраты на науку в ВВП России уступают аналогичному показателю ведущих стран Западной Европы. Мы стремимся, чтобы доля НИОКР составляла примерно 50 процентов от всех доходов университета. Это примерно 1–1,15 миллиарда рублей в год. Этого показателя необходимо достичь к 2015–2020 годам.

Вообще, в нашей стране много новаторских идей, с творчеством проблем нет. Мне кажется, надо бы и ограничить где-то стремление русского человека к постоянной генерации идей — образовался даже перебор. Но мы, к сожалению, не всегда умеем доводить их до ума. Разработать — да. Поразить общественность открытиями — да. Создать из собственной разработки коммерческий продукт — тут еще есть над чем поработать. Возможно, в российскую науку необходимо внедрить знаменитую немецкую дотошность, стремление довести любое дело до конечного продукта. Проблемы в этом направлении есть. Например, я точно понимаю, что в СФУ ту сферу, которая занимается коммерциализацией разработок, необходимо усиливать. Хороший аналог — Московский физико-технический институт. Там созданы интеграционные научно-технические центры, и мы примеряем такую схему на себя. Это технология создания среды. А среда — это не пространство, это люди. И университет здесь вне конкуренции, потому что люди, которые могут двигать инновации, они в основном у нас. Заставить двигать инновации академиков — очень тяжело. А молодежь более восприимчива. В этом смысле американская модель очень эффективна.

— Что в нашей стране является слабым звеном модернизации?

— Задача модернизации решается по-своему в каждой стране. В одной из бюджета или общественных фондов выделяются целевые гранты для перехода разработки из лабораторного состояния в рыночное. Другой вариант: организация малых предприятий при институтах. Удачной считаю и систему патентов. Ученый делает открытие, получает соответствующий документ. Затем в дело вступают крупные корпорации, которые покупают интеллектуальный продукт и занимаются инновационным внедрением самостоятельно. А ученому идут денежные отчисления — в США многие профессора являются миллионерами за счет продажи патентов на изобретения. Думаю, в нашей стране необходимо комплексно изучить зарубежный опыт и улучшать собственную, удобную систему.

Но здесь важно, чтобы экономика не была монопольной. Ведь монополистам не нужны инновации, они и так получают сверхприбыль. Модернизация возможна лишь в условиях конкуренции. В прошлом году во Франции познакомился со знаменитым Институтом нефти, основной бюджет которого формируется за счет контрактов с бизнесом. Например, треть заказов идет на разработки технологии дополнительного аккумулирования углерода из атмосферы — для нефтяной и газовой отрасли. Оказалось, что это идея на перспективу. Французская «нефтянка» вкладывает в собственное будущее. И те, кто при любых законодательных и рыночных изменениях будет обладать актуальными технологиями, смогут заказывать «музыку прибыли». Не зря компания «Роснефть» идет по западному пути — нефтяная отрасль в стране конкурентна. И здесь все решают именно инновации, а не родственные связи, кумовство и «телефонное право».

Источник: Эксперт-Сибирь

Comment section

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *